Неточные совпадения
Привычка к оружию, необходимая для сибиряка, повсеместна; привычка к опасностям, к расторопности сделала сибирского крестьянина более воинственным, находчивым, готовым на отпор, чем великорусского. Даль
церквей оставила его ум свободнее от изуверства, чем
в России, он холоден к религии, большей частью раскольник. Есть дальние деревеньки, куда поп
ездит раза три
в год и гуртом накрещивает, хоронит, женит и исповедует за все время.
Мать моя была лютеранка и, стало быть, степенью религиознее; она всякий месяц раз или два
ездила в воскресенье
в свою
церковь, или, как Бакай упорно называл, «
в свою кирху», и я от нечего делать
ездил с ней. Там я выучился до артистической степени передразнивать немецких пасторов, их декламацию и пустословие, — талант, который я сохранил до совершеннолетия.
Поселенцы говеют, венчаются и детей крестят
в церквах, если живут близко.
В дальние селения
ездят сами священники и там «постят» ссыльных и кстати уж исполняют другие требы. У о. Ираклия были «викарии»
в Верхнем Армудане и
в Мало-Тымове, каторжные Воронин и Яковенко, которые по воскресеньям читали часы. Когда о. Ираклий приезжал
в какое-нибудь селение служить, то мужик ходил по улицам и кричал во всё горло: «Вылазь на молитву!» Где нет
церквей и часовен, там служат
в казармах или избах.
Она даже за обедню не
ездила к приходу своему, опасаясь, чтобы тамошний священник, очень дерзкий на язык, не сказал чего-нибудь
в проповеди насчет ее поведения, тем более, что он был зол на Екатерину Петровну за скудость приношений, которые она делала
церкви и причту.
— И на всякий день у нее платья разные, — словно во сне бредила Евпраксеюшка, — на сегодня одно, на завтра другое, а на праздник особенное. И
в церкву в коляске четверней
ездят: сперва она, потом господин. А поп, как увидит коляску, трезвонить начинает. А потом она у себя
в своей комнате сидит. Коли господину желательно с ней время провести, господина у себя принимает, а не то так с девушкой, с горничной ейной, разговаривает или бисером вяжет!
— Это точно, — подтвердил хозяин, — это могу сказать, случалось вас видеть. А впрочем, ведь я не всегда
в вашу
церковь хожу. Я больше
в монастырь
езжу. Так уж это у нас
в роду повелось.
Часа через три он возвратился с сильной головной болью, приметно расстроенный и утомленный, спросил мятной воды и примочил голову одеколоном; одеколон и мятная вода привели немного
в порядок его мысли, и он один, лежа на диване, то морщился, то чуть не хохотал, — у него
в голове шла репетиция всего виденного, от передней начальника губернии, где он очень приятно провел несколько минут с жандармом, двумя купцами первой гильдии и двумя лакеями, которые здоровались и прощались со всеми входящими и выходящими весьма оригинальными приветствиями, говоря: «С прошедшим праздничком», причем они, как гордые британцы, протягивали руку, ту руку, которая имела счастие ежедневно подсаживать генерала
в карету, — до гостиной губернского предводителя,
в которой почтенный представитель блестящего NN-ского дворянства уверял, что нельзя нигде так научиться гражданской форме, как
в военной службе, что она дает человеку главное; конечно, имея главное, остальное приобрести ничего не значит; потом он признался Бельтову, что он истинный патриот, строит у себя
в деревне каменную
церковь и терпеть не может эдаких дворян, которые, вместо того чтоб служить
в кавалерии и заниматься устройством имения, играют
в карты, держат француженок и
ездят в Париж, — все это вместе должно было представить нечто вроде колкости Бельтову.
Москва же развлекала ее, улицы, дома и
церкви нравились ей очень, и если бы можно было
ездить по Москве
в этих прекрасных санях, на дорогих лошадях,
ездить целый день, от утра до вечера, и при очень быстрой езде дышать прохладным осенним воздухом, то, пожалуй, она не чувствовала бы себя такой несчастной.
Граф всюду
ездил и везде усердно молился, и блюл
в присутствии графини посты, от которых был свободен по уставам своей
церкви, и даже, соревнуя другим фаворитам графини, начинал обличать замечательное для тогдашнего времени знакомство с византизмом.
А до 15 лет и больши царевича, кроме тех людей, которые к нему уставлены, и кроме бояр и ближних людей, видети никто не может (таковый бо есть обычай), а по 15 летех укажут его всем людям, как ходит со отцом своим
в церковь и на потехи; а как уведают люди, что уж его объявили, и изо многих городов люди на дивовище
ездят смотрити его нарочно» (Кошихин, I, 28).
Дознано было, что отец и старший сын часто
ездят по окрестным деревням, подговаривая мужиков сеять лён.
В одну из таких поездок на Илью Артамонова напали беглые солдаты, он убил одного из них кистенём, двухфунтовой гирей, привязанной к сыромятному ремню, другому проломил голову, третий убежал. Исправник похвалил Артамонова за это, а молодой священник бедного Ильинского прихода наложил эпитимью за убийство — сорок ночей простоять
в церкви на молитве.
Много из церковных, которые благочестивого нрава, а
в церковь за реку
ездить некогда, бывало станут у нас под окнами и слушают и молиться начнут.
Может быть, имела влияние на него сестра или чтение, только он стал думать, читать Евангелие и тогда вдруг стал крайне религиозен, стал ходить
в церковь,
ездить по монахам.
Год прошел, другой проходит, а жена Аггеева все думает, что муж ее вместе с нею
в палатах живет. Только удивляется она, отчего муж ее стал смирен и добр: не казнит никого и не наказывает; на охоту не
ездит, а только
в церковь ходит да разбирает ссоры и тяжбы и мирит поссорившихся. Видится она с ним редко; посмотрит он на нее кротко, не по-прежнему, скажет ласковое слово и уйдет
в свою горницу, и там затворится и сидит один.
— Не твое дело, как, — ответила Фленушка. — Слушай!.. Будет мать Августа
в Шáрпан звать на Казанскую, не
езди… Обещайся, а после хворым прикинься… Матушка Манефа
в Шáрпан поедет, и только она со двора, мы тебя
в церковь.
Про Иргиз говорили: знаком был он матери Манефе; до игуменства чуть не каждый год туда
ездила и гащивала
в тамошних женских обителях по месяцу и дольше… Василий Борисыч также коротко знал Иргизские монастыри. Долго он рассуждал с Манефой о благолепии тамошних
церквей, о стройном порядке службы, о знаменитых певцах отца Силуяна, о пространном и во всем преизобильном житии тамошних иноков и стариц.
Князь был готов на все и несказанно обрадовался, когда услыхал, что тетушка желает принять его к себе управителем. Он сейчас же подал
в отставку, снял квартальницкую форму и переселился
в тетушкино имение, где приучался к хозяйству под ее непосредственным руководством и для того
ездил с ней вдвоем
в кабриолете без кучера, а жил во флигеле, но потом
в один прекрасный день переведен
в дом и обвенчан с хозяйкою
в их деревенской
церкви, точно так же скромно, как Д* обвенчалась у себя с французом.
Батюшка отец Илиодор, настоятель сельской
церкви, находящейся
в версте от Восходного, преподает Закон Божий Наташе. Все это зимою, а летом генеральша Мария Павловна
ездит лечиться на теплые воды и возит с собой Наташу. Потом путешествует по Европе.
Небольшая, но красивая и богатая институтская
церковь сияла золоченым иконостасом, большими образами
в золотых ризах, украшенных каменьями, с пеленами, вышитыми воспитанницами. Оба клироса пока еще пустовали. Певчие воспитанницы приходили последними. Я рассматривала и сравнивала эту богатую по убранству
церковь с нашим бедным, незатейливым деревенским храмом, куда каждый праздник мы
ездили с мамой… Воспоминания разом нахлынули на меня…
Опечаленная Екатерина на другой же день, то есть 29 августа,
ездила ко всенощной
в Невский монастырь и пожертвовала
в тамошнюю
церковь большое серебряное паникадило, золотую лампаду к раке святого Александра Невского и несколько золотых сосудов с антиками и бриллиантами.
Каждое воскресенье он
в Гырино
ездит с ней
в церковь.
По воскресеньям Екатерина Петровна неукоснительно бывала
в своей приходской
церкви — святых Афанасия и Кирилла, а по большим праздникам
ездила к обедне
в Новодевичий монастырь и после службы приходила к могильному склепу Хвостовых, где служила панихиды об успокоении душ усопших рабов Божиих Ольги, Марии, Ираиды и Василия.
В одно из воскресений, после обедни
в том самом монастыре, где была похоронена Елена Афанасьевна и куда неукоснительно
ездил Афанасий Афанасьевич и Агафья с Аленушкой, последняя, видя, что отец направляется из
церкви не к ожидавшему их за оградой экипажу, куда ведет ее няня, вдруг стремительно схватила его за рукав и тоном мольбы сказала...
Груня. Видела я его по праздникам
в деревне,
в приходской
церкви; встретилась раз с ним
в роще… он насказал мне разных нежностей — рассердилась; написал мне письмо, с теми же любезностями — я бросила
в огонь;
ездит часто мимо наших окон — я отхожу от окна; был у отца и заказал мебель — я ушла
в чуланчик свой: вот и все.
Вечером
ездили на Брянский вокзал [Теперь Киевский вокзал.] провожать наших ребят, командированных на работу
в деревне. Ждали отхода поезда с час. Дурака валяли, лимонадом обливались, вообще было очень весело. Назад вместе шли пешком вдвоем. Перешли Дорогомиловский мост [Теперь Бородинский мост.], налево гранитная лестница с чугунными перилами — вверх, на Варгунихину горку, к раскольничьей
церкви.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда-то спешащего, много солдат, но так же как и всегда
ездили извозчики, купцы стояли у лавок, и
в церквах шла служба. Алпатыч прошел
в лавки,
в присутственные места, на почту и к губернатору.
В присутственных местах,
в лавках, на почте, все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.